Девиант. Глава 2

Проверка начинается после обеда. Мы сидим за длинными столами в столовой, и распорядители называют по десять имён за раз, по одному для каждой проверочной комнаты. Я сижу рядом с Калео и напротив нашего соседа Сьюзо.

Отец Сьюзо ездит на работу через весь город, поэтому у него есть машина и он подвозит ребёнка в школу и домой каждый день. Он предлагал подвозить и нас, но, как говорит Калео, мы предпочитаем выходить из дома попозже и не хотим доставлять ему неудобств.

Ну конечно, не хотим.

Распорядители — в основном добровольцы-Мужчины, хотя в одной из проверочных комнат сидит Женщина. Правила запрещают проверку бессемейными членами общества. В правилах также говорится, что мы не можем подготовиться к тесту, поэтому я не знаю, чего ожидать.

Имя Калео называют в следующей группе. Он уверенно идёт к выходу. Мне незачем желать ему удачи или заверять, что беспокоиться не о чем. Он знает, где его место, и, насколько мне известно, всегда знал. Моё самое раннее воспоминание о Калео — когда нам было по четыре года. Он собрал огромный букет цветов и принёс его мне. Сейчас он редко ухаживает за мной, но я навсегда запомнил выражение его лица.

Я пытаюсь объяснить ему, что у меня другие инстинкты — я не чувствую себя девочкой в полном смысле этого слова, — но он не понимает.

«Просто делай, что должно», — всегда говорит он. Для него все так просто. Но не для меня.

У меня сжимается желудок. Я закрываю глаза и открываю только через десять минут, когда Калео садится на место.

Он весь белый как мел. Он прижимает ладони к коленям — я так делаю, если хочу стереть с них пот, — затем отрывает их, и его пальцы дрожат. Я открываю рот, чтобы о чем-то спросить, но слова не вылетают. Я не вправе спрашивать его о результатах, а он не вправе отвечать мне.

Доброволец-Мужчина называет имена следующего круга. Последние два имени звучат, как гром среди ясного неба: «Сьюзо Блэк и Беато Прайор».

Я встаю, потому что должен, но, будь моя воля, я оставался бы на месте до конца проверки. В груди словно надувается пузырь, который с каждой секундой становится все больше и больше, угрожая разорвать меня изнутри. Я иду за Сьюзо к выходу. Различий между нами почти нет. Мы носим одинаковую одежду и одинаково причёсываем свои светлые волосы. Единственная разница — то, что Сьюзо, вероятно, не тошнит и, насколько я могу судить, его руки не дрожат так сильно, что приходится держаться за подол рубашки.

Рядом со столовой выстроились в ряд десять комнат. Они используются только для проверки склонностей, так что я ни разу не бывал в них прежде. В отличие от остальных комнат в школе они отделены не стёклами, а зеркалами. Я наблюдаю за собой, бледным и испуганным, идущим к одной из дверей. Сьюзо нервно улыбается мне и заходит в комнату 5, а я захожу в комнату 6, где меня ждёт Женщина.

Она не кажется такой развязной, как молодые Девушки, которых я встречал. У неё маленькие тёмные глаза с заострёнными уголками; на ней чёрный пиджак — как от мужского костюма — и джинсы. Лишь когда она поворачивается, чтобы закрыть дверь, я вижу татуировку на её шее: черно-белый пенис с красной головкой. Если бы у меня в горле не стоял ком, я спросил бы, что это значит. Это наверняка что-то значит.

Внутренние стены комнаты покрыты зеркалами. Я вижу своё отражение со всех ракурсов: серая ткань, скрывающая очертания спины, длинная шея, узловатые пальцы, красные от прилива крови. специально для fotobab.ru Потолок светится белым. Посередине комнаты стоит откидывающееся кресло, как у стоматолога, а рядом с ним — машина. В подобном месте должны происходить ужасные вещи.

— Не бойся, — говорит Женщина, — это не больно.

У неё чёрные прямые волосы, но на свету я вижу в них прожилки седины.

— Садись и устраивайся поудобнее, — продолжает она. — Меня зовут Тори.

Я неуклюже опускаюсь в кресло и откидываюсь, положив голову на подголовник. Свет режет глаза. Тори возится с машиной справа от меня. Я пытаюсь сосредоточиться на ней, а не на проводах в ее руках.

— Почему пенис? — выпаливаю я, когда она прикрепляет электрод к моему лбу.

— Впервые вижу любопытного андрогина. — Она вздёргивает брови.

Я ёжусь, и мои руки покрываются гусиной кожей. Моё любопытство — ошибка, которая может дорого мне обойтись.

Тихонько напевая, Тори прижимает ещё один электрод к моему лбу и поясняет:

— В некоторых частях древнего мира пенис символизировал плодородие. В своё время я решила, что, если на мне всегда будет пенис, я стану более привлекательной для Мужчин.

Я пытаюсь удержаться от очередного вопроса, но тщетно.

— Вы боитесь бесплодия?

— Я боялась бесплодия, — поправляет Тори.

Она прижимает следующий электрод к своему собственному лбу, прикрепляет к нему провод и пожимает плечами.

— Теперь он напоминает мне о страхе, который я преодолела.

Она встаёт сзади. Я сжимаю подлокотники кресла так крепко, что костяшки моих пальцев белеют. Тори тянет на себя провода, прикрепляет их к себе, ко мне, к машине у себя за спиной. Затем передаёт мне пробирку с прозрачной жидкостью.

— Выпей, — говорит она.

— Что это?

Моё горло как будто распухло. Я с трудом сглатываю.

— Что случится?

— Я не могу тебе сказать. Просто доверься мне.

Я шумно выдыхаю и опрокидываю содержимое пробирки в рот. Мои глаза закрываются.

Они открываются всего лишь через мгновение, но я оказываюсь в другом месте. Я снова стою в школьной столовой, но все длинные столы пусты, и за стеклянными стенами идёт снег. На столе передо мной стоят две корзины. В одной лежат юбка, блузка, колготки, туфли, в другой — короткие джинсовые шорты, кроссовки, футболка.

Женский голос за спиной произносит:

— Выбирай.

— Зачем? — спрашиваю я.

— Выбирай, — повторяет женщина.

Я оборачиваюсь, но за спиной никого нет. Возвращаюсь к корзинам, хмурюсь и беру колготки. Чёрный нейлон легко растягивается, обволакивая ноги до пояса. Затем натягиваю шорты. Заправляю футболку в шорты. Ступни, как влитые, входят в туфли на шпильке. Стоять крайне неудобно, но я чувствую странный прилив теплоты по всему телу. Замечаю губную помаду и зеркальце в женской корзинке. Всегда мечтал попробовать. Мои губки быстро становятся алыми. Делаю их бантиком, как мама.

Корзины исчезают. Я оборачиваюсь на скрип двери и вижу в нескольких метрах от себя туалет. Две двери, из одной только что вышла девочка в нарядном платьице. Внезапно мой мочевой готов взорваться. Я семеню на высоких каблуках, спотыкаясь на каждом шагу. Заскакиваю в мужской туалет. Кабинок здесь нет, только писсуары. Два мальчика стоят по бокам, средний писсуар свободен. Ковыляю к нему, расстёгиваю ширинку, стягиваю колготки, трусы. Рука судорожно шарит в трусах.

Абсолютно голый лобок, только складка кожи в промежности. Я готов расплакаться от отчаяния. Такие операции по удалению гениталий проводят Девушкам перед замужеством. До этого их долго учат писать сидя.

Я стою перед писсуаром, растерянно поглаживая голый лобок. Мой мочевой пузырь готов лопнуть. В женский туалет пойти я не могу. Если кто-нибудь увидит меня там, поднимется страшный визг.

Поворачиваюсь, стягиваю шорты с колготками до колен, приседаю, упираясь локтями в ноги, и, стыдливо опустив глаза в кафельный пол, облегчённо выстреливаю золотой струёй.

Боковым зрением замечаю, как мальчики косятся на меня. Один из них, тот, что стоит слева, кудрявый блондинчик, ухмыляется. Это тот самый хулиган в голубом свитере, который толкнул меня сегодня в коридоре.

— Соска учится делать пи-пи? — ехидно пищит он.

Я ниже опускаю голову, потом перевожу взгляд под себя и с содроганием замечаю, что я писаю пенисом, отведя его назад и зажав двумя пальцами.

— Подержишь и мне? — хулиган делает шаг назад от писсуара и поворачивается ко мне со спущенными штанами.

Мне стоит лишь протянуть руку, чтобы помочь ему, в этом нет ничего предосудительного. Всего лишь подержать чужой пенис свободной рукой, пока тот писает.

Вместо этого я сдерживаю напор струи, вытягиваюсь во весь рост — на шпильках я на полголовы выше его, — направляю пенис на обидчика и откручиваю кран на полную.

Мощная струя фонтаном брызжет вверх, приземляясь на лице и одежде хулигана. Блондинчик отпрыгивает, его женоподобное личико искажается в гримасе изумления и ярости.

В этот момент другой мальчик хватает меня сзади за шею и начинает душить. Я не могу вырваться из его цепких пальцев, дышать становится всё тяжелее. Блондинчик разгоняется и бьёт меня кулаком в живот, от этого дыхание спирает ещё больше.

— Я согласна! — хриплю я сквозь слёзы.

— Что? — орёт блондинчик.

— Я согласна! Согласна! Отпустите меня!